Суровая правда Госкомстата

5 января в стране проходило повторное голосование на выборах депутатов в Законодательную палату Олий Мажлиса. Состоялось оно и в моей родной махалле. Поскольку голосование было повторным, оно оказалось более «камерным», более домашним, что ли, чем предыдущий тур. Люди не спешили, охотно делились впечатлениями, соображениями, надеждами и прогнозами – и вообще всем, что располагает к неторопливой, но вдумчивой беседе. Народ у меня в махалле собрался серьезный, обстоятельный – хороший пример традиционного узбекистанского менталитета. Первое, что обсуждали — экономику  в той её части, что касается каждой нашей семьи. Вот я все это выслушал, и хочу сейчас с вами поделиться…
 
Начнем с инфляции
 
Государственный комитет по статистике теперь работает по методике Международного валютного фонда и прочим общепринятым стандартам, что исключает появление в отчетах «утвержденных соответствующими чиновниками нужных цифр». На неделе  Гомкомстат начал публикацию  итоговых данных по экономике  2019 года. Первым стал обширный, со многими таблицами отчет по инфляции . И видно, что это реальные показатели.
 
Согласно этому отчету за прошлый год инфляция у нас составила 15,2% (в 2018 году — 14,3%). На 18,6% подорожали продовольственные товары, на 10,9% — непродовольственные товары, на 15,2% — услуги. По уровню инфляции мы на 208 месте в мире, что не радует. И это совсем не то, что обещал в начале прошлого года председатель Центробанка  Мамаризо Нурмуратов: он предполагал инфляцию  в  13,5-14,5%. 
 
Очевидно, г-н Нурмуратов ориентировался на  прогноз  рейтингового агентства Fitch, по которому уровень инфляции  в  2019 году достигнет 14,9%, а уж в 2020 году – 16%. Но нам предрекали и худший сценарий. «Мы прогнозируем, что к концу 2019 года инфляция может повыситься до 17−18%», — говорил  в своем прогнозе в ноябре  МВФ, объясняя повышение цен на экспортные товары в результате девальвации обменного курса в сентябре 2017 года. Хотя, по мнению моих собеседников, за два года эта волна уже идет на спад. В любом случае, эти цифры отражают давление внутреннего спроса, корректировок в коммунальном секторе и дальнейшее ослабление сума (кто сейчас помнит, что в день своего появления на рынке наша валюта стоила 7 сумов за $ 1?  За истекшие годы сум подешевел в 1400 раз, для экономиста достаточно одной этой цифры, чтобы сделать выводы об экономике).
 
Что такое внешний фактор
 
Специалисты  при оценке инфляции учитывают и  значительные внешние дисбалансы. Имеется в виду финансовый показатель, который хоть и внешний, но касается каждого из нас – это внешний долг. В 2016 и 2017 годах он стабильно был на уровне $16 млрд, потом поехал вверх и за 9 месяцев прошлого года подскочил до $21 млрд. Сегодня он составляет 35% от ВВП, и считается, что это в порядке вещей. Хотя только по процентам от этого долга государственные и частные структуры Узбекистана в прошлом году выплатили $437 млн. Эти деньги могли пойти и на ваш детский садик… Для примера: в соседнем Таджикистане, где до сих пор в экономике гуляет эхо гражданской войны, внешний долг – 40% от ВВП. И это очень заботит таджикских экономистов.
 
Когда государственный долг растет в течение года на десятки процентов, а ВВП остается на одном уровне – это плохо. И Госкомстат этого уже не может скрыть. Еще один показатель,  завязанный плотным узлом с уже названными цифрами – дефицит платежного баланса. Сегодня он — $3,5 млрд., хотя еще в 2017 году дефицита не было, был хороший  профицит в $1,5млрд.
 
Что там в тени
 
Говоря обо всем этом, мои собеседники подчеркивали, что имеется в виду только половина народного хозяйства нашей страны. По заявлениям самых высокопоставленных структур государства, 45% экономики – в тени. И нет рецептов, как эту ситуацию выправить. «Белая книга» ЦРУ (один из самых уважаемых ежегодников мира) утверждает, что из $7млрд., денежной суммовой массы, эмитированной Центробанком, в обороте (на счетах в банках и т.д.) только $4 млрд. Остальные – вне доступа государства. И неизвестно, где эти миллиарды всплывут завтра – подстегнув инфляцию еще больше.
 
Еще 3 года назад Центробанк бил тревогу. Тогда в Служебной записке в Кабмин банк сообщил, что в стране наблюдается острая нехватка наличных денег для выплаты населению зарплаты, пенсий и пособий: из полагающихся на первый квартал суммы в 10,9 трлн. сумов банкам не хватило 1,5 трлн. сумов, в результате чего банки не смогли выплатить заработную плату работникам государственных ведомств. У нас нет более свежих данных, а может, их вообще ни у кого нет, но вот в 2015 году зарегистрированные предприятия розничной торговли «недосдали», т. е. не инкассировали в банки 3,2 трлн сумов по сравнению с ожиданиями ЦБ. Так это «зарегистрированные», а другие?
 
Контроль за количеством денег в обращении – обязанность Центрального банка. Он это делает, в частности, предоставляя кредиты коммерческим банкам  по ставке рефинансирования.  Если ЦБ хочет сократить денежную массу, то он увеличивает ставку рефинансирования (у нас 16%, это 124 место в мире), уменьшая стимулы брать у него кредиты. Это удорожает кредиты самих коммерческих банков и уменьшает спрос на деньги со стороны бизнеса. Предприниматели тратят заработанное как можно быстрее, вкладываются не в развитие производства, а в любую недвижимость (пример – Ташкент Сити и его клоны) или иностранную валюту. Планировать что-либо  вперед становится невозможно, а ведь это важнейшее условие для роста инвестиций и экономики в целом.
 
Что почем и обещания политиков
 
В конце 2018 года коллеги из «Бизнес-дейли.уз.» рассчитали «потребительскую корзину». Сравните эти данные с теми, что обещали нам политики. Минимальная пенсия должна составлять 1 050 500 сумов ($122), зарплата у женщины с двумя детьми – 3 308 800 ($403), зарплата у мужчины с тремя иждивенцами – 4 267 600 сумов ($520), пособие по уходу за ребенком до 3 лет – не менее 1 049 800 сумов ($128).
 
Вот за это мы и проголосовали.
 
Юрий Черногаев