Зиёда-момо. Из блокнота журналиста

Этот снимок стал одним из ключевых на фотовыставке «2015 год – Год внимания и заботы о старшем поколении», которая сегодня экспонируется в ташкентском Доме фотографии. В день открытия экспозиции многие спрашивали меня, кто эта женщина? Не знаю, жива она сейчас или нет, но хочется рассказать о судьбе Зиеды-момо Диёровой.

…Когда первенцу Камильджану был всего год, мужа Амира призвали на войну. С фронта он не вернулся. Имя его присвоено школе № 84 в Касанском районе Кашкадарьи, где он преподавал до войны. Мать вложила в сообразительного мальчугана всю нерастраченную любовь. Он был ее первым помощником и лучшим учеником школы, что носит имя его отца. Позже он отличием он закончил учебу в Ташкентском институте ирригации и механизации сельского хозяйства.

И где бы Камильджан ни был, он чувствовал на себе взгляд Зиёды-момо, сердцем слышал и ощущал материнскую любовь и нежность.
Всю жизнь прожила она в родном доме в Касане, помогала невестке поднимать шестерых внуков и внучек, а затем и правнуков.

 
Она была опорой для сына и часто повторяла: «В детях — наше счастье!».
И Камильджан был спокоен за семью, весь отдавался работе, был в числе первых освоителей пустыни. А ведь кашкадарьинские мелиораторы – одни из лучших в стране. Шутка-ли – превратить в цветущий край веками пустовавшую Каршинскую степь!

В 1983 году автор этих строк приехал в Мираки готовить фоторепортаж о строительстве плотины Гиссаракского водохранилища. Тогда Камильджан Амиров возглавлял ту огромную стройку. Мне сразу понравился этот спокойный и решительный человек, очаровала окружающая первозданная природа, синие горы и чистые ручьи. Сейчас, кажется, что сама душа Амира берегла эти дали от горизонта до горизонта.
В Ташкенте я рассказал о своей поездке моему другу – художнику Чарыеву. И Рузы-ака загорелся желанием побывать в Мираки. Вскоре мы уже вдвоем приехали на стройку. Вот тогда они сразу нашли общий язык.

Амиров предоставил художнику все условия, и он прожил здесь несколько месяцев, создал серию портретов и пейзажей. В то свое первое знакомство он повез Рузы-ака погостить к себе домой, познакомил с матерью. Художника до глубины души тронула история ее печальной и счастливой жизни. Он с любовью написал портрет Зиёды-момо.

Посмотрите на него – он украсил бы любой музей!
Такое доброе лицо с мудрыми и грустными глазами. А в складках морщин – большая трудная, но прекрасная жизнь.
Рузы-ака любил простых людей. Он и сам родился в сурхандарьинской глубинке – кишлаке Пашкурт. Рано остался сиротой, но мир не без добрых людей. Художник пережил тяжелые годы войны. Он был светлый человек, до конца дней своих сохранил по-детски чистое восприятие жизни. И поэтому каждая его работа радует нас.

И еще одно удивительное совпадение. Ровно полвека назад, в 1965 году, ей же посвятил свое сокровенное стихотворение «Аёл» («Женщина») тогда еще молодой поэт Абдулла Арипов.

Он – земляк Амирова. Однажды мы с Камильджаном-ака, его сыном и писателем Нодиром Норматовым были у него в гостях на даче в Дурмени.
Посреди просторного двора стояла юрта. Я засмотрелся на нее, и подумал о том, как гениально все продумали предки: в разобранном виде она легко складывалась в повозке. И если древние римляне говорили «Все мое — на мне!», то воины Тимура воевать шли молча  — со своими походными домами.

Абдулла-ака встретил нас тепло. Поэт пригласил не в стоящий рядом большой комфортабельный дом, а в эту юрту. Мы растянулись на болишах у столика на низеньких ножках. Тут же кто-то расстелил скатерть-самобранку и через пять минут взору явился сказочный дастархан. Я с интересом разглядывал убранство юрты. По круглому  периметру стен висела дюжина ковриков с его портретами. Вытканный на одном коврике облик поэта не повторялся с  другим. Галерея была восхитительной — не возможно было смотреть на них без улыбки!

Хорошо было в этом уютном  жилье, где под войлочным кровом и на мягкой кошме даже в пик саратона — прохладно, а в морозную стужу — тепло. Именно в тимуровском  жилище, надев ласкающие ноги ичиги и уютный пастуший чапан, поэт находит свои сокровенные строки. И когда закроет глаза, то ему чудится, что за порогом раскинулись родные каршинские степи…

Тогда в душу закралась белая зависть: захотелось такую же обитель. Но вот только куда я её поставлю в Ташкенте, не на крышу же дома своего.
А Абдулле Арипову — Герою Узбекистана и его народному поэту, автору гимна страны и блестящему переводчику «Божественной комедии» Данте — юрта просто положена по рангу. 

Если пятьсот лет назад во дворце Байкаро творил Алишер Навои, то в наши дни  в своем дачном шатре — Абдулла Арипов! Это стихотворение я принес Александру Файнбергу, показал собранный материал. Саша был чутким человеком, тут же позвонил своему другу Рустаму Мусурмону и попросил сделать подстрочник.  

В его перевод Файнберг вложил все свое мастерство, нашел самые точные, пронизывающие сердце, слова.
                
ЖЕНЩИНА

Быть верными любимые клялись им.
Звучал вокальный колокол, как стон.
А после кровь на треугольных письмах
носил четыре года почтальон.
 
И эти строки по сто раз читая,
хранили в душах негасимый свет.
А ей война судьбу предначертала
вдовой остаться в девятнадцать лет.
 
Невеста о любви мечтала вечной.
Но черный ангел вскинул два крыла.
И, принеся разлуку вместо встречи,
утрата ей сухие губы жгла.
 
Жгла по ночам, как уголь раскаленный.
И волосы, покрывшись сединой,
не колыхались на груди влюбленной,
а стыли на подушке ледяной.
 
Года прошли. Но милому верна,
она все смотрит в сторону заката.
Бесчувственны природа и война.
Они ей счастье не вернут обратно.
 
Судьба любви – нет горше на земле.
Но я вовек не стану посторонним.
Что гордость? Жизнь, позволь склониться мне
пред верною вдовой бойца-героя.

Накануне знаменательной даты – 70-ой годовщины Победы над фашизмом во Второй мировой войне пускай эти поэтические строки и живописный портрет еще раз напомнят о великом подвиге нашего народа.

Рустам Шагаев,
специально для Anhor.uz

Фото автора.

Перепечатка данного материала и фотографий возможна только с согласия редакции Anhor.uz