Азиза Садыкова: гениальная незнакомка

Выпускница Королевской Бирмингемской консерватории, лондонской консерватории музыки и танцев Trinity Laban Азиза Садыкова часто смотрит на поклонников классической и современной музыки с афиш в Берлине, Лондоне, Амстердаме, Пекине. Лауреатке Международного конкурса Young Euro Classic, обладательнице премий министерства культуры Германии и сената Берлина рукоплещут в лучших концертных залах мира. В Лондоне музыкальные критики сравнивают её со Шнитке, а в родном Ташкенте музыка Азизы Садыковой практически не звучала. Чаще всего от соотечественников она слышит: «Мы о вас даже не знали».

 
Журналистка Anhor.uz Виктория Абдурахимова поговорила с Азизой Садыковой о том, почему её не замечают на Родине, о жизни профессиональных музыкантов в Лондоне и Берлине, а также о попсе и Моргенштерне.
 
— «Мы о вас не знали» — это самое частое, что вы слышите о узбекистанцев?
 
— Это правда. Меня совсем не знают в Узбекистане. Если случается, что обо мне пишут в прессе, то статьи начинаются именно с этого. Например, в январе на сайте «Новости Узбекистана» вышел материал, который назывался «Разрешите представить».
 
— Вы думали о том, почему так происходит?

— Нет интереса. Всё внимание сосредоточено на попсе, музыкантах, о которых в стране пишут, как о звёздах. Друзья, которые живут в Европе и знают, что у меня здесь концерты, недоумевают из-за того, что в Узбекистане меня не замечают. Факт поразительный, ведь, по сути, я единственный композитор из Узбекистана, который работает в Европе и представляет страну на мировых культурных концертных сценах.

— Вы дружите с отечественными музыкантами, художниками и дизайнерами, часто выбираете для выступлений наряды в национальном стиле. Почему, несмотря ни на что, вам так важно позиционировать себя именно как представительницу Узбекистана?
 
— Я гражданка Узбекистана. Училась в Ташкенте: в лицее имени Успенского, потом в консерватории. В этих учебных заведениях я получила самые главные знания. Для меня это очень важно, поэтому в Европе я, прежде всего, узбечка, которая работает с концертной музыкой и пишет её.
 
Занимаюсь проектами самой разной тематики, направленности. Помимо современных композиций для оркестров, есть проекты на рубаи Омара Хайяма, Хафиза. Для известного музыкального фестиваля Kasseler Musiktage подготовила сказку «Алишер и Гули» по Алишеру Навои. Видеоряд к ней создал видеохудожник Николас Визе (Nicolas Wiese) из Берлина. В прессе тогда написали, что сказка стала кульминацией всего концерта.
 
— Чем вы себе объясняете интерес к нашей музыкальной культуре, исполнителям и композиторам со стороны европейских стран, которые могут похвастаться богатейшим культурным наследием?

— Красочность узбекских мелодий и таинство звука наших инструментов – это новое звучание для европейского уха. Думаю, поэтому им и интересно.

Если говорить о себе, то думаю, что мне просто везёт. В Берлине живет две тысячи композиторов. А играют не всех, понимаете. Мне кажется, это какая-то удача, что меня заметили.
 
— Замечают так, что включают ваши сочинения в программы вместе с произведениями Шумана, Гайдна, как это было на недавнем концерте, который прошёл на крупнейшей итальянской оперной сцене театра Массимо.

 
— Это не первый раз так. Концертов у меня много идёт с самыми известными дирижёрами мира. В 2018 году был проект с американским дирижёром Кентом Нагано. Собрали огромный зал Ingolstadt в Мюнхене.
 
В прошлом году в Beethovenhalle в Штутгарте с аншлагом прошёл мой концерт «Осколки света» с перкуссией.
 
В 2019-м состоялось турне с участием американской скрипачки, трёхкратной обладательницы Грэмми Хилари Хан. С ней меня познакомил израильский дирижёр Омер Меир Веллбер, который уже исполнял мои произведения. Хиллари включила моё сочинение в программу турне, посвящённого Баху. Выступления прошли на площадках пяти главных фестивалей Германии и Италии.
 
Концерт в Массимо прошёл с успехом. На нём прозвучала премьера «Марионетки» (Marionettes) для оркестра и клавесина в стиле нео-барокко. На ютуб-канале театра запись концерта стала самой просматриваемой. 
 
 

Но один из самых крупных заказов, которые я получила, был для BBC Proms. Это международный ежегодный музыкальный фестиваль, крупнейший в Великобритании, который проходит в Королевском Альберт-холле в Лондоне. В этом году только семь европейских композиторов получили приглашение поучаствовать в нём, и среди них оказалась я.
 
— Как выбирают композиторов для участия в BBC Proms?
 
— Просто: где-то увидели, услышали. Здесь не выбирают, а приглашают. Спрашивают, было бы композитору интересно написать для фестиваля. Мне всегда интересно.
 
— Были ли проекты, от которых пришлось отказаться из-за пандемии?
 
— В июле в Берлине должен был выступить Молодёжный оркестр Узбекистана. Немецкая сторона при моём содействии пригласила коллектив на Фестиваль классической музыки Young Euro Classic 2020, который проходит в Концертхаусе, одном из главных залов в Берлине после филармонии. Специально для наших музыкантов я написала концерт для фортепиано с оркестром, который назвала «Цвета граната», на узбекскую фольклорную свадебную тему. К сожалению, из-за пандемии фестиваль отменили. Надеюсь, что нам с дирижёром Камолиддином Уринбаевым удастся выступить в новом году.

 
Пришлось приостановить показ моей оперы «Нибелунги», премьера которой состоялась в Берлине в конце прошлого года. Открывал её бургомистр города, сенатор по науке и научным исследованиям Михаэль Мюллер. Сыграли три спектакля, в этом году планировали поставить оперу в Эльбской филармонии, самом большом зале Германии. Уже в январе все билеты на апрель были проданы, но из-за COVID-19 постановки отменили.
 
— Ваша жизнь связана с тремя странами: Узбекистаном, Великобританией и Германией. С какой связь сильнее?
 
— Со всеми. В Великобритании я училась, живу в Германии, но есть ещё и корни. В прошлом году я приезжала в Ташкент три раза.
 
— Почему вы уехали из Узбекистана, не остались делать здесь карьеру? Эмиграция для музыканта – это закономерность или сигнал, что в стране что-то не так?

—  Страна не виновата. Время было такое: 90-е, перестройка. Со всего советского союза уезжали музыканты, потому что в них перестали нуждаться. Стали востребованными финансисты, банкиры, и все рванули учиться экономике. А раньше мечтали учиться в консерватории. Это было суперпрестижно! Не было никого, кто не играл бы на фортепиано, особенно девочки. Из каждого дома оно звучало. Сегодня этого явления нет по всему постсоветскому пространству.

Но я хочу обратить внимание на важный момент: многие возвращаются. Я вижу такие примеры среди своих коллег в музыке, кино, других областях. Мой хороший друг, кинооператор Азиз Жамбакиев, который получил приз за выдающиеся художественные достижения на 63-м Берлинском международном кинофестивале, вернулся и работает в Казахстане.

Я год назад встречалась с министром культуры Озодбеком Назарбековым. Говорила о том, что хотела бы внести свой вклад в развитие культуры и искусства в Узбекистане. Встречного предложения пока не получила, но желание никуда не делось.

Была и в «Узбеккино». На встрече с генеральным директором Фирдавсом Абдухаликовым сказала, что с удовольствием писала бы для кино. Меня с детства восхищал Румиль Вильданов. В подростковом возрасте я мечтала быть, как он – композитором в «Узбеккино». Но в 90-е всё рухнуло. Сейчас вроде взят курс на развитие, знаю, что у агентства было три больших проекта. В Германии я работала над документальным фильмом Exiled. Его представили на двух кинофестивалях. Я мечтаю о том, чтобы развивать это направление, делать это вместе с «Узбеккино», поэтому моё предложение о сотрудничестве по-прежнему в силе. 
 
— Вы готовы вернуться в Узбекистан?
 
— Несмотря на то, что моя концертная жизнь сосредоточена в Европе, я, будучи композитором, могу писать музыку, где угодно. Мне не нужно быть именно в Берлине или Лондоне.
 
— Почему тогда вы до сих пор живёте в Берлине?
 
— Жду предложений от Узбекистана. В качестве кого я вернусь, куда?
 
— Композитором, который пишет для Европы?

 
— Если честно, подумываю об этом. Но я хотела бы ещё и помогать в развитии культуры, которая сейчас идёт на спад. Встречаются люди, которые не знают, кто такой Чайковский, и последние десять лет слушают только попсу: Бузову, Басту. Что они будут знать о музыке XX века?
 
— Поп-музыка – это плохо?
 
— Я, кстати, так не говорю. Поп-музыка – это не плохо. Просто это не единственное, что нужно слушать, иначе мы будем развиваться только в одном стиле.
 
Не говорю и о том, что надо слушать только классику: Бетховена, Баха. Это тоже кому-то может показаться нудным.

То, что я работаю с классической музыкой, не значит, что я днями и ночами страдаю под Моцарта.

Мы, классики, слушаем самую разную музыку: джаз, фьюжн, современные проекты. К этому нужно приучать и людей. Это очень важно. Нельзя допустить полного спада интереса к музыке. Чтобы его поддерживать, нужно создавать интересные программы, которые бы знакомили с новыми жанрами. Например, есть музыка в стиле минимализма. Здесь на неё ходят толпами, в основном, молодёжь. Обалденная музыка у Стива Райха, Джона Адамса, Макса Рихтера.

 
Последние 20 лет в Европе увлекаются тем, что миксуют разные стили, ставят музыкальные эксперименты. Послушайте Макса Рихтера. Он вообще взял «Времена года» Вивальди и создал свою версию в минималистическом стиле. Многие диджеи делают так же. 
 
С одним берлинским ансамблем до пандемии я работала над проектом, в основе которого музыка Игоря Стравинского. Это микс с участием диджея, который, как и Стравинский, в основном, играет с ритмом. Из-за разности и сложности ритмов эта музыка очень будоражит. И это именно то, что используют сейчас рэперы.

Я слушала недавно Моргенштерна. Буквально пару записей самых популярных, и считаю, что это здорово. Очень понравилась комбинация ритмов.

— Азиза, вы родились в музыкальной семье. Ваш дедушка – известный композитор Талибжан Садыков. Это определило вашу жизнь, или музыка была осознанным выбором? 
 
— Меня не спрашивали, хочу ли я стать музыкантом. И практически у всех моих друзей по школе Успенского было так же: выбирали родители. Мы особо не думали, просто ходили на уроки, играли Баха с шести лет.
 
— Вам нравилось?
 
— В начале вообще не нравилось всё это. Я еле-еле занималась. В девять лет я начала заниматься композицией – одна из педагогов по сольфеджио обнаружила во мне эти данные, предложила заниматься. С 13 лет я начала играть уже более романтические сочинения. Помню концерт ля-минор для фортепиано Грига, потом был Рахманинов. В тот момент я поняла, что люблю музыку.
 
— А когда вы поняли, что талантливы?
 
— После того, как художественный руководитель «Ильхома» Марк Яковлевич Вайль пригласил меня написать музыку к спектаклю «Белый белый чёрный аист» по мотивам произведений Абдуллы Кадыри. Мне было 18 лет. Помню, что премьера прошла с огромным успехом, зал был полный. Когда спектакль завершился, на сцену вышел Шухрат Аббасов, чтобы поздравить коллектив. Он сказал, что больше всего отметил для себя музыку. Не знал, кто автор. Тогда-то я вдруг задумалась, как говорится. 
 
— Каково было работать с Марком Вайлем? Помните, как обсуждали звучание спектакля?

 
—  Мы много общались, потому что работали очень интенсивно. Репетиции шли с десяти утра и чуть ли не до полуночи. С его стороны была полная отдача. Идеи шли, в основном, от меня, а Марк Яковлевич делился своими мыслями, подсказывал, какой момент сделать более лирическим, где добавить драмы. 
 
С технической стороной мне тогда очень помог мой друг Артём Ким, с которым мы учились вместе. С ним я разбиралась в тонкостях работы с синтезатором.
 
— Как вы восприняли новость о том, что театр «Ильхом» может лишится своего места?
 
— Я читала это всё и ужасно переживала, звонила друзьям в Ташкент. Театр никак не может переехать. Даже если придётся делать в здании ремонт, всё должно остаться так, как есть, ничего не должно быть передвинуто. Считаю, что это место уникально, и надеюсь, что всё будет хорошо, раз общество встало на защиту.
 
— Вы сказали, что начали учиться на композитора в девять лет. Какую музыку можно сочинять в этом возрасте?
 
— Очень смешную, вроде мультипликационной. Помню, меня просили писать небольшие пьески про часы с кукушкой или про то, как я прыгаю со шкафа.
 
— Почему вам во время учёбы в Успенке так важно было попасть в класс Дмитрия Янов-Яновского?

— Я очень к нему просилась. Дмитрий Феликсович для меня ментор. Он уже тогда был известный, с яркой карьерой в Европе. Все говорили, что Янов-Яновский пишет авангардную музыку. И я захотела узнать, что это такое.

Учёба у него стала для меня огромным счастьем и, я думаю, послужила тому, что я вообще есть как композитор. С момента, когда Дмитрий Феликсович взял меня в свой класс, для меня открылся мир другой, какой-то невероятной музыки. Я начала работать очень интенсивно.
 
Учитель он просто гениальный. Таких у меня больше не было. Дмитрий Феликсович чувствовал мою музыку, постоянно направлял в плане звучания, советовал инструменты, форму, показывал необычные сочинения других композиторов. После каждого урока я уходила ошеломленная.
 
— В Успенке вы учились играть на фортепиано. А за орган впервые сели в консерватории?
 
— Да, училась я у известной органистки Татьяны Левиной, которая сейчас живет в Бонне. Мы до сих пор общаемся. Именно она разбудила во мне интерес к барокко, музыке Баха и Франсуа Куперена, цитаты которого я использовала в проекте для театра Массимо. У неё же я училась играть на клавесине.
 
— На каких музыкальных инструментах вы ещё играете и зачем так много?
 
— Уже ни на каких. Консерваторию я окончила с отличием как композитор и концертирующая органистка. На органе много играла в Великобритании, в Германии только на концертах с хором, по приглашению. Два года назад прошёл мой сольный концерт с импровизациями в берлинском соборе Trinitatis.
 
Решила не продолжать, потому что орган занимает очень много времени. К тому же переезд из Лондона в Берлин поставил меня перед выбором: или развиваться дальше, как органистка, или как композитор. Тогда я для себя решила, что приехала в Европу как композитор и буду заниматься композиторской карьерой. Сегодня вся моя энергия, сила идёт на проекты. Сейчас вот я с вами разговариваю, а рядом лежат ноты, которые должна проверить. 
 
— Ещё вы пробовали себя в качестве дирижёра, пока жили в Великобритании.
 
— Сначала вела ансамбль Thallein Ensemble в Консерватории современной музыки. После, когда работала органисткой в соборах, в мои обязанности входило вести хор. И я это делала с огромным удовольствием, потому что мы исполняли старинную музыку: Генри Пёрселла, Уильяма Бёрда, Баха.
 
— Чем отличается музыкальный Лондон от музыкального Берлина? Почему вы выбрали именно Берлин?
 
— Великобритания очень консервативная. Я всегда слышала это слово, но поняла, что это такое, когда попала в Германию, стала жить в Берлине. На всю Великобританию условно десять композиторов, которых играют постоянно. В приоритете классика и старинная музыка. Современную играют очень мало, фестивалей практически нет.
 
А Германия и, в частности, в Берлине обожают интересных музыкантов. До пандемии в городе в день проходило до 200 концертов самых разных стилей. Берлин — это культурный центр, который выбирают для жизни самые яркие личности. Здесь живут дирижёры Владимир Юровский, Саймон Рэттл и всемирно известный Даниель Баренбойм, театральный режиссёр Кирилл Серебренников, писатель Владимир Сорокин и писательница Светлана Алексиевич, китайский современный художник Ай Вэйвэй. 

Дирижёр Саймон Рэттл как-то пришёл на мой концерт – я дирижировала хором в Берлине. Тогда подумала: ничего себе, за моей спиной сидит тот самый Рэттл, на концерты которого я бегала студенткой, сидела на последнем ряду на балконе, потому что билет был дешёвый. Такие моменты дорогого стоят.

— А какая сцена была и остаётся самой важной в вашей жизни? Той, на которой вы себя и представить не могли лет 20 назад.

 
— BBC Proms в Королевском Альберт-холле в Лондоне, Эльбская филармония. Ещё я мечтала выступить в Radialsystem. Когда только переехала в Берлин в 2008 году, бегала туда всё время – это «Мекка современных концертов». В прошлом году в Radialsystem три вечера подряд ставили мою оперу.
 
— Что вы в тот момент чувствовали?
 
— Всё было как во сне, честно говоря. Стоишь там и не ощущаешь, что это на самом деле происходит. Только спустя время смотришь на фотографии и думаешь: неужели я всё-таки там была.
 
— Ещё вы были в списке «100 женщин» от ВВС. Награды и рейтинги имеют для вас значение?
 
— В плане музыки, композиторов это всё очень неоднозначно. Кто-то считает одного композитора сильным, кто-то иначе. Так будет всегда. По этой причине на рейтинги и списки я особо не смотрю. Гораздо важнее иметь своё мнение и вкус, чтобы понимать современные музыку, кино.
 
— Среди проектов, которыми вы занимаетесь, есть детский хор. Расскажите о нём поподробнее.
 
— Я веду хор, в котором поют дети из семи международных гимназий. Им от шести до 13 лет. Среди детей есть те, кому просто нравится музыка, и те, кто уже профессионально поёт в Государственной опере Берлина. Этот проект мне интересен по двум причинам. Во-первых, с детскими голосами можно много чего придумать. Во-вторых, помимо крупных сочинений для оркестров, я пишу театральную музыку, сказочную. Две недели назад как раз прошла премьера рождественской сказки «Риго и Роза» про мышку. Это интересный опыт.
 
— Как в вашей жизни появилась живопись?

 
— Начала писать маслом в Великобритании в 2003 году. Появился интерес выражаться в образах. Я брала уроки у профессора Королевского колледжа искусств. В какой-то момент была пауза, а четыре года назад я снова начала писать. Даже однажды привезла из Китая целый чемодан каллиграфической бумаги ручной работы и тушь. В Берлине прошли две персональные выставки, несколько картин приобрели частные коллекционеры.
 
Сейчас хочу сделать монохромную серию по восточной тематике, но уже не красками, а как раз тушью.
 
— А музыкальные планы какие?
 
— Работаю над альбомом узбекских фортепианных пьес на тему фольклорных мелодий: «Галдир», «Ёр-Ёр» и другие. Выпустить его планирует немецкое издательство Ries & Erler.
 
Готовится крупный проект в Вене. Пока без подробностей – он ещё в процессе работы. Будет интересно!

Фото предоставлены автором, а также со страницы Азизы Садыковой в Facebook