Уроки сноса дома #78

Дом Павлова – так прозвали дом на Анхоре, который сносили вместе с жителями.

Но это сравнение мне не нравится. Я не хочу  записывать в фашисты свою страну, людей, которые во главе с президентом двигают реформы, они этого не заслужили. У меня есть другая аналогия, но о ней в конце, а пока с самого начала:

Дом на берегу реки

Когда мы купили эту квартиру,  тут был оазис и найти нас можно было только со спутника.  Рядом речка, красивый газон с дорожками, водопад и
лестницы, которые спускались к воде. Борис Анатольевич Голендер приводил в наш дом экскурсии, рассказывая о водных артериях Ташкента, мы
резали арбуз и фотографировались.  С одной стороны республиканское ГАИ, с другой  — плотина, мы были закрыты от этого мира чуть более чем
полностью, и нас это устраивало.
 
 

В 2016 году вышло решение хокима Усманова о сносе дома, в связи с постройкой парка Навруз. Особой неожиданностью это не было, дом всегда
стоял на красной линии. Наш сад был уничтожен, пролегла набережная, рядом вырос парк Локомотив. Изменения  частично нам нравились, убрали
жуткие гаражи, которые стояли вдоль Анхора, берега были почищены и облагорожены, открылась красота Шайхантаурской ГЭС —   сталинская
постройка, работающая на перепадах. Дом было жалко, это был не обычный дом, а дом с «ташкентским характером». Он находился за речкой от
Монумента Мужеству,  в километре от эпицентра землетрясения в 1966 году. И устоял, полуметровые стены и очень глубокий фундамент, и возможно,
какие то хитрости при постройке его спасли. Тут ведь кругом грунтовые воды, как строители  вписали  его в берег, до сих пор не понятно.

Во время землетрясения люди жили вокруг него в палатках и во времянках. Возможно, он не имеет исторической ценности, как архитектурное
строение, он неудобен и квартиры в нем крошечные, но это часть истории. В парке Навруз строят макеты зданий, игрушки, которые изображают
памятники архитектуры. А тут живой памятник, не менее значимый, чем Монумент Мужества.  Людей расселить, раздеть его, отремонтировать,
поменять балки и сделать из него, к примеру, гостиницу, с интересной историей. Но нет, мы не такие, у нас  любимый девиз: Ломать не строить.
 

За год до сноса мы сдали все свои ксерокопии председателю по расселению, некоему Отабеку.
-Отабек, когда вы будете нас расселять? – спросила я год назад. – Не получится ли так, что мы будем бежать как с пожара?
-Нет, нет, — сказал профессиональный лгун Отабек, все будет нормально, я сообщу.

В ноябре прошлого года к жителям состоялся визит господина Низамуддинова, бывшего зам.хокима по строительству. Он предложил нам дом на
Дархане, который стоит недостроенный уже четвёртый год. Не знаю в точности причин такой ситуации, а непроверенную информацию писать не
буду. Часть жителей согласилась. Часть отказалась. Это возмутило господина Низамуддинова, и он пообещал вынести всех несогласных из дома и
утопить в Анхоре, а дом снести, как ножом. Соседи подали жалобу в прокуратуру и прокуратуре утопление людей даже в теории не  понравилось, после чего зам.хокима по строительству куда-то канул. Кстати, недавно увидели его подпись и фамилию под еще одним предписанием, только уже в
Яккасарайском районе, круговорот замхокимов в природе.

До января все было тихо и спокойно, а потом нам принесли предложение, которое понравилось большинству соседей, дом писателей, на Кызыробод,
неплохой домик, с галерейными балконами, с большей площадью, и с 95% готовности. Будет сдан 1 марта. Внимание, логичный вопрос – сдача парка
по проекту  — декабрь 2019. Дом для людей сдается 1 марта. Зачем хокимиату нужен люфт в несчастный месяц, чтобы выселить людей на съемные
квартиры? Зачем они щедро раскидываются бюджетными деньгами, по 4-11 миллионов,  если можно просто подождать?

Гарантийное письмо выглядело, как расписка пьяного букмекера, ни обязательств, ни сроков, ни конкретных условий, подписанная зам.хокимом,
которого уже уволили.  По такой расписке даже конуру в Янгиюле не получить. Квартиры, которые обещали, больше на 20 % по площади, а закон четко указывает на то, что у кого больше, тот и доплачивает. И поверьте, когда закон не на стороне простых людей, он исполняется очень четко.   Мне не нужны были эти птичьи расписки, я сразу сказала – вторичное жилье,  или деньгами по рыночной стоимости. По той стоимости, по которой я могу
купить что-то похожее, в этом же районе.  Почему? Потому что наша редакционная почта, почты наших коллег забиты историями о том, как люди не
могут получить по этим письмам квартиры годами.

Что может быть проще? Отдайте деньгами, мы сами выберем и купим. Но нет, хокимиату надо было,  чтобы мы ушли под призрачные обещания на
квартиры.

Снос

В начале февраля  начался снос. Несколько квартир в первом подъезде стояли пустыми, хозяева просто обменяли ключи на письма и уехали к себе в
теплые дома.  Это был превосходный психологический момент, дом начали разбирать, чтобы остальные быстро написали заявления и ушли на съемные квартиры, поскольку жить в доме, который демонтируют некомфортно и страшно. Компенсация на съемную квартиру составляла 1 млн.400 тыс в месяц, за такую сумму принять людей с мебелью, детьми и животными не соглашались даже окраины. Под Ольгой, живущей на третьем этаже,( семья с тремя детьми), стали разбирать пустую квартиру. Она горела два раза, и потолок у нее еле держался. Затем стали снимать швеллеры.

Я не знаю, что было в голове у принимающих решение начинать демонтировать дом. Олина квартира могла в любой момент рухнуть вниз, вместе с
людьми. Мы были в Шайхантаурском  хокимиате два раза, у замхокима по строительству и у просто замхокима, и просили остановить снос, до того,
как Ольга получит компенсационные деньги на съем и уедет. Так что господин Мухамедханов лукавит, говоря, что надо было до журналистов и
огласки вначале прийти к нему – мы приходили, один раз даже с майором  Шайхантаурского ГОМа, который просто сидел рядом и молча соблюдал
наши права на диалог с властью.  Спасибо коллегам из пресс-службы ГУВД, все, что было в  их поле —   они сделали. То есть Оля еще не получила
деньги на съемную квартиру, еще не успела найти (так и не нашла, с детьми никто не согласился принять) а ее часть дома уже ломали.

К этому времени компенсацию не получили ни Игорь Михалыч ни дядя Саша Коньков, одноногий инвалид, для которого переезд был стрессом. Что
делать, куда бежать, было непонятно. Первой вещью, что он продал мардикерам, была газовая плита.
Он сидел на своих узлах, жалкий, потерянный, перебирал какие то старые журналы и книги, связывал дрожащими пальцами тюки. Над ним стоял его
старший брат и удрученно молчал.
-Я сказал им, вы меня не обманете? Они сказали «нет».

Как можно было дожить до таких лет, имея в организме такую наивность, непонятно. Но все эти люди, осколки советской системы, где государство
всегда было в роли няньки. Само заботилось, где ты будешь жить.  Они оказались не готовы к капитализму, где их могут запросто лишить жилья.

Нарушать закон можно, если никто не видит 

Мы с Ольгой переписали ее  гарантийное письмо, где указали, что новую квартиру она получит безвозмездно, в частную собственность, без доплаты за лишние квадраты, в определенные сроки. Но юридической силы это письмо все равно не имеет.

Пятнадцатого февраля нервы у Оли не выдержали. Она планировала после получения компенсации спокойно собрать вещи и пристроить их, а девочки пока ходили бы в свою пятую школу. Как только она получила компенсацию, стали рушить несущие стены, квартира ходила ходуном.  Дети оказались дороже принципа, они уехали на Чиланзар, откуда они  каждый день ездят в школу на Алайский.

С Игорем особо не церемонились, разобрали квартиру над ним, порвали трубы, вся вода хлынула внутрь квартиры, поэтому он был вынужден распихать свои пожитки по нескольким адресам. Больному, на уколах,  ему пришлось  спать в квартире,  над которой практически нет крыши.
 
Автор Инсайдера потихоньку собирал вещи и поражался тому, как в такой маленькой квартире может собраться такое безумное количество пресс-
релизов, папок, календарей, буклетов и бейджиков. Первый мешок под покровом ночи мы вынесли на мусорку, освободили тару. Утром из окна
открылась прелестная картина – мардикеры в оранжевых жилетах и кривых вязаных шапках  стояли в рядок листали  прессу и разглядывали картинки. У одного на груди красовался пресс-бейдж  Еврокомиссии. Той самой Еврокомиссии, которая топит за безоговорочное соблюдение частной собственности. Субханаллах, это было смешно.

Коллеги наблюдали и ждали, когда я скажу, что все, хватит, натерпелись. Мы тянули до последнего, надеясь на здравый смысл и совесть. Пятнадцатого  февраля в Анхоре выходит материал  «Что сделать, чтобы хоким Мухамедханов перестал нарушать закон и уважал права граждан?» В оригинале заголовок звучал так — «Сколько трупов нужно Шайхантаурскому хокиму, чтобы остановить снос».

И уже потом пошла волна публикаций в Правде Востока, Газете.уз Потребителях и телеграм-пабликах. Шестнадцатого  февраля под моим домом
коллеги собрались, опрашивая соседей и снимая происходящее на телефон. Наша квартира уже как три дня была отрезана от отопления, кто-то украл
батареи из квартиры внизу. Мои соседи съехали, отдав внутренности квартиры на разборку, а ночью кто-то решил поживиться. Впрочем, мародеров в
доме хватало, воровали все, что плохо лежит, ГУВД  просто разводили  руками, хотя каждый раз  исправно приезжали.

Приехали все официальные лица, сгрудились под моими окнами у старой чинары. Хоким Шайхантаура отказался разговаривать с Лолой Исламовой,
мотивировав отказ тем, что   обижен и возмущен. И почему не взяли у него комментарий в статью. На вопрос – почему он не отреагировал на все
происходящее до того, промолчал. Приехал Бехруз Хакимов, который просто не стал со мной разговаривать. Хотя до этого в своем кабинете пообещал
найти вторичный вариант, и даже что-то записал на клочке бумаги.

— Ломайте пристройку! — махнул он экскаватору. На все наши доводы, что ломая пристройку, снесут и мою квартиру, отмахнулся.  Экскаваторщика
задержал газовый периметр, который опоясывал дом. Газовщик, который приехал отключать газ, узнав, что в доме люди, просто сел в свой маленький
дамасик и уехал. А в след за ним убрался и экскаватор.

 
Пресс-конференция

В шесть вечера нас всех пригласили в хокимиат, обсудить создавшуюся ситуацию. На повестке дня стоял один вопрос – можно ли ломать дом вместе с людьми, и не лицемерно ли называть это ласковым словом «демонтаж»?

 
Пресс-конференция была неоднозначной.   К этому тексту могу добавить только одно, когда Джахонгир Артыкходжаев заносчиво спросил меня,
сколько мне надо, предложив принести  ему чек, а Даврон Хидоятов сказал: «Мы решим ваш вопрос», с этого момента пришло четкое понимание, что я ничего не хочу от этих людей, никаких решений вопросов. Они не понимают разницу между частным и общим. Мне не нужен таниш-билиш, я не
собираюсь идти на поклон и за закрытыми дверями договариваться о чем-то.  Мои друзья и родные в порядке, расстрел никому не грозит, а значит, есть возможность сохранить самоуважение.

Правда, никто не понял слова хокима о том, что «почему мы ей должны платить больше, потому что она блогер?» Больше от чего? Новостройки,
которые предлагаются, стоят 70-80 тысяч долларов, по уверению  хокимиатовских менеджеров. Я прошу половину, но здесь и сейчас. Где больше?
Хотя да, если считать от того нуля, что получили мои соседи на данном этапе, то да, больше.

Итогом пресс-конференции стало безоговорочное согласие с незаконностью сноса дома где еще живут люди, и дружное осуждение этой вопиющей
ситуации.

«Доверие граждан к закону будет низким, если реальность будет отличаться от написанного в законодательстве». Русланбек Давлетов. (с)
Утром, после пресс-конференции к дому подошел авто-кран и стал снимать швеллера. А пристройку стали долбать кувалдами. Крыша осыпалась на
подвесной потолок, на полу появились вмятины.  В пресс-службу хокимиата полетело сообщение: «Если сейчас придут журналисты и это увидят,
репутацию хокима не восстановить».

Именно в этот день к хокимиату пришли несколько сотен людей, протестующих против сноса своих домов на  Мирзо-Улугбеке, в связи со
строительством очередного сити. Мы посовещались с коллегами, и решили не подливать масла в огонь, не писать посты и публикации  о том, что снос
78-ого дома продолжается. Потому что все на связи, все со смартами, и в то время, когда хоким проникновенно говорит, что без вашего согласия
дома ломать не будут, наш дом продолжают разбирать вместе с нами. Сработала наша  гражданская ответственность, ситуация была накалена до
предела, достаточно было бы одного провокатора, умеющего зажигать костер одной спичкой.   Хокима было не жалко, было жалко людей.

А наутро пошел снег. В пространстве что-то изменилось, люди перешли из категории жертв в категорию обороняющихся, дом 78 придал им сил. Люди
стали читать законы, обращать внимание на мелочи, они стали набираться опыта.  Мы ведь совсем дети в товарно-денежных отношениях, 27 лет
прожили  в детском саду. Вокруг нас уже давно все поняли, как жить в капиталистическом мире, что не стоит щелкать клювом, верить на слово и
надеяться, что государство за тебя все решит. А мы только начинаем это понимать, осваивать иски к городской власти. Мы начинаем осознавать, что не нужно сидеть в своих рушащихся на голову квартирах, как дети, вцепившись в стены – это не помогает. Помогает не подписывать никаких бумаг и
согласий,  если вас это не устраивает. Закон о частной собственности еще никто не отменял, суды тоже, так что когда над людьми, отнимающими ваше имущество,  замаячит статья №197,  это будут уже не ваши проблемы.

Когда утром на окне моей квартиры в чашке замерзла вода, мы просто собрались и уехали. Пропадите пропадом ваши игры и лучше я подам в суд, за
то, что отжали мою частную собственность без моего согласия, чем буду ждать балкой по голове.  Дарю хокиму нашу мебель, которую мы не смогли
вывезти, потому что некуда — мой вклад в его инвестиционную деятельность. И Оля дарит  свою несчастную мебель, мокнущую где-то на куйлюкском
дворе и приходящую в негодность,  и Игорь дарит свое испорченное имущество, и дядя Саша Коньков, чья мебель развалилась по дороге. Дядя Саша
же молодой здоровый, всего шестьдесят пять, и всего одной ноги нет – заработает.

Вечером мне позвонили, а затем приехали представитель пресс-службы и господин Мусаев, тот самый Отабек М. ответственный за расселение и
оказавшийся во всем виноватым. Он нашел покупателя на мою квартиру, и мы ее продали. Это была совершенно частная сделка, которая государства
не касается. Дальше уже все зависит от меня.
Когда мы вышли от нотариуса,  Отабек спросил:
-Без обид?
-Я надеюсь, что больше вас никогда не увижу. – сказала я.
 
 
Вечером  критически оценив всю ситуацию, поняла, что была не права. Он сделал все что мог. Прокуратура вынесла ему дисциплинарное взыскание,
как будто он руководил сносом. А по сути, он просто выполнял приказ Бехруза Хакимова, а тот, в свою очередь приказ Даврона Хидоятова. Я выключаю
из этого списка двух хокимов, Шайхантаурского и городского, потому что все замы – назначенцы ( и в данной иерархии это правильно)   и у них свой
круг ответственности. Каждый должен отвечать за свое, а не прятаться за хокимов и президента.  

 
Что было дальше

А дальше дом продолжали сносить, затаптывая последние крохи доверия к власти. Дом , в котором жили еще Хосият с Розой буви, баба Люба с
дочерью, Лена с семьей и Эркин. Лена и Эркин вроде быстро решили свои проблемы, а бабушек в сносимом доме держали несколько дней, пока не
перевезли на Узбум, в  государственные квартиры. 
 

Хосият опа стала звездой Ютуба и пресс-канала  хокимиата. Некая девушка Нигина, которая снимала ролики, помогала ей собираться и была очень
любезна. Правда, она не учла, что шестидесятилетняя женщина  внезапно отлично ориентируется в интернете, у нее есть смарт, компьютер и доступ к
любому контенту.

-Почему вы вырезали из ролика  весь негатив, Нигина? – спросила она девушку, когда та пришла помогать. – Этим вы предаете свою профессию
журналиста…

Та промолчала. Потом нашла какую-то дохленькую отмазку, что эфирное время не позволяло. Хосият опа усмехнулась про себя:  эфирное время в
интернет-ролике… Она опять ее посчитала за ничего не понимающую пожилую женщину.

Вранье стало символом наших чиновников, они подняли ее как знамя, и врут, врут, врут бесконечно. Постоянно ловятся на вранье, но не перестают
этого делать. Вранье восходит по спирали вверх, бравыми отчетами и несуществующими заслугами, а потом ответственность так же плавно
спускается вниз, к самому последнему стрелочнику.

Когда к Хосият пришла делегация из представителей хокимиата и журналистов, в этот самый момент кран дернул за стену дома, и стена обрушилась с
пылью, грохотом и скрежетом. Представитель хокимиата побледнел и выскочил на улицу. А бабушки и журналисты остались, ничего… «Так стало
смешно…» — сказала Хосият опа.

Теперь дело за малым, а вернее за большим, дождаться, когда все жители дома 78 получат свои квартиры и благополучно переселятся в свои
прекрасные новостройки. Я обещала и повторяю, сделаю репортаж об их счастливой жизни. Если конечно, будет о чем писать.
Обещанная аналогия про дом — это старая индейская сказка, вместо трагической истории дома Павлова.

Старый индеец курил у костра свою длинную трубку, когда в дверь его дома без стука зашел белый европеец. «Собирайся, – сказал европеец. – теперь эта земля моя. Ты должен уйти. Я уже убил всех индейцев по ту сторону реки, которые не хотели уходить. Уходи быстрее, потому что я очень тороплюсь.

Я должен построить рай на земле через сорок пять лет, чтобы доказать, что я лучше всех понимаю Христа. Впрочем, тебе этого не понять, ты
примитивная недоразвитая чурка. Собирайся быстрее!»
«Ну что ж, – сказал индеец, – так тому и быть, я ухожу. Я рад уйти к духам моих предков. Теперь ты будешь работать на этой земле и поддерживать
жизнь в этих краях. Мне кажется, ты будешь жестоким и грубым хозяином нашей матери земли, и мне жаль ее. Я хочу оставить тебе подарки, которые ты
будешь разводить на этой земле, и таким образом ухаживать за ней».
  И сказав это, старый добрый индеец вытащил из груди свое сердце и превратил его в помидор. Потом вытащил свой желудок и превратил его в тыкву.
Потом отрезал печень, которая стала картошкой. Из почек – фасоль, из пальцев на руках – огурцы, из волос на голове – подсолнечник, а из самой головы
– царицу-кукурузу. Индеец весь распался на кусочки, которые стали самыми вкусными и распространенными овощами в новом мире, который построил
белый человек. И по сей день мы едим в основном то, что подарил нам старый добрый индеец.

 
Так и Дом 78 распался на кусочки, чтобы мы унесли из этого кейса понимание, как надо жить в современном мире. Из квартир – умение
читать  законы, из окон – смелость в отстаивании своей позиции, из лестниц – гражданскую сознательность, из стен – непреклонность и
правовую грамотность, из фундамента – способность твердо стоять на ногах.  

Надо  пользоваться.

Источник: insider_uz