Раздел и развод. Что означает обмен заключенными для России и Запада

В эти дни Россия и Запад осуществили, пожалуй, самый масштабный за всю постсоветскую историю обмен заключенными: 16 человек с российской стороны поменяли на 8 с западной. Сделка готовилась давно: Владимир Путин упорно добивался от Запада возвращения Вадима Красикова, осужденного в 2019 году в Германии за убийство чеченского командира Зелимхана Хангошвили. Все остальное выстраивалось вокруг этих переговоров, становясь частью большого торга, наконец принесшего свои плоды. Многие видят в успешной реализации этих договоренностей надежду на приближение мирных переговоров и по Украине, но оснований для этого мало.

Первое, что поражает, — это масштаб обмена. Россия отпустила 16 человек, среди которых, помимо обвиненных в шпионаже иностранцев, оказались не только известные критики Путина (например, Владимир Кара-Мурза и Илья Яшин), но и гораздо менее заметные гражданские активисты и журналисты: художница Александра Скочиленко, соратницы Алексея Навального Лилия Чанышева и Ксения Фадеева, журналистка Алсу Курмашева. Освобожден и явный заложник, американский журналист Эван Гершкович, арест которого даже сам Путин прямо связывал с необходимостью обмена Красикова. Гершковича приговорили к 16 годам строгого режима за шпионаж — всего за две недели до обмена.

В последние два года Россия откровенно старалась пополнить обменный фонд, повышая ставки в борьбе за возвращение «своих» в условиях, когда переговоры с Западом буксовали на фоне войны с Украиной. Кремлевская логика заключалась в том, что раз Вашингтон начал активно охотиться на русских (вопрос о том, шпионы они или нет, обычно опускался), то мы в ответ будем брать заложников.

Сигнал был прост: аресты наших людей будут вести к беспорядочным и неизбирательным арестам американских граждан, и Россия тут может играть гораздо грязнее. Если для ареста бывшего морпеха Пола Уилана в 2018 году еще были определенные основания, то американская баскетболистка Бриттни Грайнер в 2022 году пострадала просто из-за своего американского паспорта и желания Москвы сыграть на общественных настроениях внутри США. Игра оказалась удачной — в том же году Кремлю удалось получить за Грайнер обвиненного в торговле оружием Виктора Бута.

Однако Красиков по-прежнему оставался для Кремля недосягаем. То, насколько эмоционально Путин относился к этой теме, было хорошо видно в его интервью Такеру Карлсону. Отвечая на вопрос о судьбе Гершковича, Путин тут же переключился на Красикова, описывая того как истинного патриота, отважившегося покончить с жестоким бандитом Хангошвили.

Нет сомнений, что Красиков для Путина — настоящий герой и патриот своей страны, который выполнил свой долг и заслуживает не просто возвращения, а почета и уважения. Но проблема упиралась в Германию: Берлин жестко стоял на позиции, что русский убийца, расстреливающий людей на улицах немецкой столицы по заданию российских спецслужб, не будет экстрадирован в Россию.

Москва же считала, что проблема не в Берлине, а в недостаточно сильном желании Вашингтона надавить на своих «вассалов» немцев. Поэтому Кремль решил добавить Вашингтону мотивации и арестовал в марте прошлого года Гершковича, что, благодаря его работе на Wall Street Journal, вызвало гораздо больший резонанс, чем предыдущие аресты.

Окончательному оформлению сделки поспособствовали еще два фактора. Первый — смерть Навального. С одной стороны, это оттолкнуло Берлин, который на время заморозил переговоры по Красикову, — вполне возможно, что немцы добивались освобождения именно российского оппозиционера. С другой — смерть Навального резко повысила гуманитарную ценность будущего обмена. Стало понятно, что подобная судьба может постигнуть и многих других людей, оказавшихся в российской тюрьме.

Можно сказать, что своей гибелью Навальный помог обмену своих соратников. Для Берлина возможность освободить политзаключенных стала важным мотивом, который помог преодолеть законодательные и политические барьеры на пути выдачи Красикова.

Второй фактор — это приближающиеся президентские выборы в США, сопровождающиеся в этот раз особенной неопределенностью. Вся кропотливая работа, которая уже была проведена за последние два года, могла быть похоронена за считаные недели. И администрации Байдена, и Путину тут было что терять.

Вероятно, именно это добавило обеим сторонам гибкости. Особенно Кремлю, который не просто помог демократам показать свои внешнеполитические достижения перед выборами, но и отказался от своего принципа обмена один на один. Россия передала Западу 16 заключенных, взамен получив в два раза меньше — 8 человек, не считая двух несовершеннолетних детей.

Тем не менее проецировать эту гибкость на другие сферы — особенно войну в Украине — вряд ли возможно. Ожидания, что обмен — это первый шаг к разрядке и переговорам о мире в Украине, кажутся завышенными.

Даже если сам по себе обмен можно назвать успехом, то это успех не во имя, а вопреки. Нынешняя сделка радикально отличается от той, что имела место в 2010 году, когда США вернули десять российских нелегалов-разведчиков в обмен на четверых россиян. Тогда речь шла о перезагрузке отношений, и обе стороны пытались выйти из ситуации с разоблачением агентов с минимальными издержками.

В этот раз отношения находятся чуть ли не в худшем за всю историю положении, при практически полном отсутствии доверия и высоких шансах на дальнейшую эскалацию. Обмен заключенными в таких условиях — это плод непримиримой вражды и практическое подтверждение ее ожесточенности.

Нынешний обмен больше похож на раздел имущества разводящихся, чем на совместное предприятие ради общей цели. Москва вырвала Красикова высокой ценой, очевидно, рискуя спровоцировать внутри страны волну критики за «переплату» и опасное выдворение за границу известных оппозиционеров. С имиджевой точки зрения Россия также предстала не в самом выгодном свете, напомнив всему миру о своих репрессиях, беззаконии и жестокости в отношении критиков власти. Вряд ли это добавит желания договариваться с Москвой.

Для Запада же сделка носила двойной смысл. С одной стороны, вызволить собственных граждан из долгого заключения. С другой — провести гуманитарную акцию, лишний раз подчеркнув опасность и жестокость России. Да и стимулы поддерживать столь плотные контакты между спецслужбами России и США теперь будут не так сильны.

Наконец, существует слишком много совершенно других, никак не связанных с обменом факторов, которые куда сильнее влияют на динамику российско-украинской войны. Исход американских выборов, внутриполитические изменения в Украине, положение дел на фронте и военные ресурсы обеих сторон — все это имеет куда большее значение для того, кто, как и когда будет обсуждать мир в Украине. Нынешний обмен скорее похож на завершение определенного этапа конфронтации, когда контуры следующего еще толком не различимы.