Между Харибдой и Сциллой. Дилемма джадидов на новом этапе истории Узбекистана

Сегодня много говорят о джадидах. Их наследие и заслуги в формировании национального самосознания общеизвестны, и нет ничего удивительного в том, что в нынешнем, особо востребованном обращении к идеологии джадидизма отчетливо просматривается общественный запрос на поиск тех элементов национальной идентичности и нравственных ориентиров, которые могли бы стать прочной основой для укрепления социальной стабильности в Узбекистане и последующего духовного и иного развития страны.

Чем это обусловлено? С развалом Союза и завершением холодной войны, эпоха идеологических противостояний не растворилась в прошлом. Глобализация не стерла культурно-исторические различия, а конвергенция так и осталась мечтой либеральных футурологов. Линии геополитического разлома теперь поляризованы не только по схеме Запад с либеральной демократией – Восток с коммунистическими режимами, но и по вектору Север со светской моделью государства – Юг с религиозным фактором.

Понятно, что это разделение условно, но такая трактовка глобальных процессов становится все более доминирующей в силу наиболее знаковых событий и конфликтов последних десятилетий. Узбекистан находится в эпицентре этого разлома. Фактически также, как и столетие назад, когда перед джадидами стоял нелегкий выбор: феодальные ханства или федеративное государство? Клерикальное право или светское общество? Патриархальный уклад или кардинальные реформы? Шариат или «Вся власть Советам»? Чем разрешилась эта дилемма известно. Выступая за переустройство всех сфер общественно-политической жизни края, прогрессисты хоть и с разной долей энтузиазма, но все же восприняли большевизм в качестве модернизационного проекта, или, по сути, навязанной извне безальтернативной модели развития.

В этой связи вспоминается пересказанный Гомером античный миф о Харибде и Сцилле, двух морских чудовищах, стремление уклониться от встречи с одним из которых, неизменно приводило к гибели моряков от другого. Именно в такой ситуации оказались туркестанские обновленцы. Пытаясь избежать столкновения со скалой невежества, они угодили в водоворот большевизма. Мы не ищем аналогий, аналогии напрашиваются сами, ибо столетие спустя история повторяется….

Долгие годы наш первый кормчий твердой рукой удерживал судно на безопасной дистанции от этих отнюдь не мифических угроз, сохраняя корабль под названием «Узбекистан» на плаву ценою многих ограничений, в том числе закручивания гаек в сфере общественных прав и свобод. Любые проявления религиозного фанатизма с одной стороны и рефлексия по коммунистическому прошлому с другой — пресекались довольно жестко.

Благотворным признаком новой эпохи стал отказ от практики запретов и подавления, несовместимой с политикой открытости, конституционными гарантиями идеологического многообразия, свободы совести и СМИ. Мы открыли мир для себя и себя для мира, свежий ветер перемен наполнил паруса нашего корабля, но его стало раскачивать, волны хлынули с обоих бортов одновременно. И мы вновь оказались между Харибдой и Сциллой….

Сегодня никто не оспаривает обоснованность дальнейшей либерализации СМИ и пространства публичной полемики. Хорошо осознавая тот факт, что этому процессу сопутствуют и достаточно болезненные информационные казусы, мы не имеем права списывать каждый из них на «болезни роста», присущие медиа-сфере на стадии реформ. Наличие гаджета не критерий блогерской квалификации или журналистского призвания. Публичная демонстрация религиозности не гарантия благочестия. А Интернет пестрит такими коллизиями.

Да, колоссальные позитивные сдвиги в сфере обеспечения прав и свобод верующих в нашей стране за последние годы вполне очевидны и общеизвестны. Возрос и интерес к религии, при этом повышение уровня религиозности в обществе сопровождается значительным ростом объема соответствующего контента в социальных сетях. И все же контент контенту рознь. Тот, который носит заведомо деструктивный характер, отражает идеологию фундаменталистских течений в исламе и противоречит законодательству Узбекистана, вполне резонно подпадает под запрет и отсекается от потребителя.

Однако многообразие и общедоступность каналов коммуникации позволяет размещать и распространять в медиа-пространстве точки зрения и суждения, хоть и не откровенно радикального толка, но не лишенные содержания, противоречащего интересам построения светского общества. Вдвойне тревожно, когда к этому становятся причастны не только рядовые пользователи социальных сетей, но и публичные фигуры или условные лидеры мнений, к примеру, служители культа, представители отечественного шоу-бизнеса, блогеры и псевдо-блогеры, мотивационные коучи и прочие инфлюэнсеры.

Насколько допустима имплементация ими религиозного дискурса в зону компетенции светских властей в таких вопросах как образование, гендерное равенство, медицина, культура, право и др.?  Или насколько сочетаемы, к примеру, яркий макияж и накладные ресницы с ношением хиджаба? Между тем, Инстаграм, Тик Ток и Фейсбук полны и таких образов, транслирующих аудитории противоречивые модели поведения.

Нелишне вспомнить, что истинное благочестие — это скромность и смирение, сосредоточенность на духовном самосовершенствовании, а не самопиар и морализаторство в соцсетях. А благочестие напоказ – это ни что иное, как элементарное ханжество. Увы, именно с ним мы сталкиваемся все чаще и в отечественном сегменте Всемирной паутины.

Уверен, государство обладает достаточными ресурсами для устранения угрозы религиозного экстремизма, и оно это доказывало не раз на протяжении своей истории. Но что можно противопоставить распространению клерикального невежества? Как победить ханжество, как не допустить погружения страны в глубину мракобесия? Возможно, это уже задача и не государства, а общества? И тут не силовые методы нужны, а совершенно другой инструментарий? И это ли не главный повод для переосмысления мировоззренческих взглядов джадидов, искавших ответы на эти вопросы в идеях и принципах просвещения, образования, воспитания, сквозь призму задач, обусловленных нынешней повесткой дня. Дабы в новых условиях не повторять старых ошибок и в попытках уйти от одной опасности не угодить в другую.

Ведь по факту получилось так, что альтернативой «сумраку невежества» в восприятии национал-реформаторов (не всех, конечно) стал «свет коммунизма», переформатировавший империю под новыми идеологическими скрепами. 1991 год казалось бы их разрушил, но сегодня мы наблюдаем то, как они возрождаются. Последовательно и эффективно. Так, Узбекистан в течение нескольких лет избавили от «аллергии» на советское прошлое. Для этого, едва страна взяла курс на открытость, в ход было пущено все: экономика, спорт, культура, наука, образование, криминал – во всех без исключения сферах были запущены интеграционные «скрепные» проекты, основной задачей которых было возвращение республики в орбиту внешнего влияния.

Многие из них – ко взаимной пользе сторон, уместны и необходимы. Но только до тех пор, пока не переходят ту грань, которая разделяет честное равноправное сотрудничество от использования каналов налаживаемого партнерства в качестве инструментов “мягкой силы” для реализации новоимперских амбиций, облекаемых в столь привлекательную для отдельных категорий наших соотечественников глянцево-гламурную упаковку идеализированного “советского прошлого”, которое, разумеется, было “счастливым и безоблачным”. А было ли? Что сказали бы на это джадиды? В чем разница их дилеммы и предстающей перед нами? В том, что их прельщали “светлым будущим”, а нас искушают “светлым прошлым” или чем-то еще?

Как бы мы не называли эти тенденции — необольшевизмом или разновидностью идеологии нового империостроительства – мы должны рассматривать их в качестве признаков историко-реваншистских устремлений и усилий по возвращению нас в коммунальную квартиру, из которой мы благополучно выписались в связи с ее необратимым развалом, пусть это кому-то и кажется «крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века». Все эти разговоры «об общем прошлом и достижениях» так или иначе сводятся к приглашению нас в единое геополитическое сообщество с распределением ролей по принципу «старшего и младшего братьев». И не случайно при этом политическая субъектность Узбекистана ставится под сомнение и открыто нивелируется заявлениями публичных фигур. Два наиболее резонансных последних казуса — высказывания по ТВ zнакового писателя и историка-монархиста на публичных медийных площадках.

Мы видим, какого уровня достигли технологии манипуляции общественным мнением в эпоху гибридных конфликтов, и к каким последствиям приводит их использование. Поэтому не очень хотелось бы, чтобы активно навязываемая ностальгия по “коммунистическому раю” постепенно трансформировалась в массовые проимперские настроения, что должно расцениваться в качестве одной из самых значимых идеологических угроз независимости Узбекистана.

Не исключаю, что  в связи с этим, на одном из недавних совещаний с участием руководителя республики было отмечено, что «отсутствие оценки происходящих в мире событий с точки зрения национальных интересов, создает возможности для того, чтобы это делалось из-за рубежа».

Да, необходимость укрепления информационного суверенитета страны очевидна. И очевидна она в связи с возрастающим влиянием на общественное сознание именно этих двух дискурсов: распространения религиозного ханжества с одной стороны и ресоветизации культурно-духовного пространства на фоне актуализируемых форматов имперостроительства с другой.

 Дилемма джадидов – это один из главных вызовов, возникших перед нашим обществом в процессе реформ. И будущее Узбекистана во многом зависит от того, насколько благополучно мы ее разрешим, насколько успешно наш корабль преодолеет пространство между двумя морскими чудовищами – Харибдой и Сциллой. А когда на данном промежутке истории мы минуем опасный пролив и выйдем в открытый океан, перед нашей страной, хочется верить, раздвинутся новые горизонты развития.

Рахимджан Махкамов

 «Мнение автора может не совпадать с мнением редакции»